Знамя Победы над Рейхстагом

которого там никогда не было в том виде как на этой фотографии, но всё равно мы ей упорно верим

Уже в метро, когда в голове появилось немного свободного пространства, все эти мысли про сны и уравнения полезли ко мне снова.

И я подумала: может, я просто что-то не то или не так посчитала на своей бумажке, и поэтому понятнее не стало?

И дальше, плохо на самом деле соображая, что делаю и зачем, я достала прямо там, в метро, новую бумажку и написала на ней следующее:

Забавно, конечно, что размер букв становился меньше с каждой новой строчкой, но это, допустим, можно списать, так же, как и кривость написания и цвет бумажки на то, в каких условиях это писалось. А вот его содержание объяснить уже было потруднее.

Ну, русский перевод, который практически дословно цитировал лучший советский учебник вэньяня, как был, так и остался – «Варкалось. Хливкие шорьки. Пырялись по наве», тут без изменений.

Украинский переклад был интересным, но концептуально таким же, как и в предыдущей бумажке, с единственной разницей, что от четвёртого он отличался в части про свинособак настолько, что гугл-переводчик так никогда бы не перевёл. Ну, и вообще свинособак можно было бы ожидать, скорее, от української: там они ходили наравне з орками і підорами, хоть и сильно проигрывали последним в популярности употребления.

Но дальше самое интересное было, что вот этот иероглиф сянь 玁 в «племени сяньюнь, использующим в сражении боевые колесницы» действительно же означал каких-то там длинномордых собак, которыми то ли в качестве дополнительного епітету, то ли просто так, от чистого серца, в Китае времён династии Чжоу обзывались на понаприскакавших хрен-пойми-кого кто-их-там-будет-разбирать. И, получается, что одно точное соответствие в первом и четвёртом перекладах уже есть, а, стало быть, и всё уравнение можно решить. Ну, во всяком случае попытаться.

Может, четвёртый перевод это всё-таки русский, а второй, учитывая, что «племя сяньюнь» взялось из учебника 1978 года – это какая-то такая советская мова? Была же ж вон в Югославии в качестве державної вполне себе законная мова сербохорватская. Был у неё свой собственный институт языка, в котором разрабатывались её стандарты: как на ней правильно писать, как на ней правильно говорить, что считать хорошим тоном – Тито своё прозвище, говорят, получил за манеру командовать, тыкая пальцем и говоря «ты – то!», «ты –то!» и это считалось хорошим тоном. Но только вот труп его ещё не успел остыть, как братские языки народы Югославии все дружно передрались и принялись всьому світу рассказывать, что никакого сербохорватского языка никогда не существовало, это с самого начала был искусственный монстр, насильно сшитый из разных частей и никогда особой жизнеспособности не демонстрировавший. И всё бы ладно, но только вот: а на чём они тогда все эти годы друг с другом-то разговаривали? Може, они под языком тоже народ имели в виду, а не мову, а никто не понял?

Вообще интересно, «деклассированные элементы», так же, как и «люмпены», и что-нибудь ещё вроде «мизерабли», обзывательством ни разу не были и звучали даже изящно. К марксистским теориям эти слова в таком контексте, правда, никакого отношения не имели, а были, скорее, универсальным кодом, который понимали везде, где когда-то своей железной пятой прошёлся научный комунізм. Но функцию свою они выполняли, и за украинцев, перешедших на такие слова, неловко ни разу не было, а вот за «свинособак» неловко было и это при том, что все симпатии были полностью и безраздельно на их стороне. Орки к четвёртому месяцу войны стали уже настолько повседневным обозначением, что придираться к ним было бессмысленно, как к фашистам вместо нацистов во Вторую Мировую. Как уж они там сами себя и происходящее описували это было їх, свинособачье дело. А вот из-за того, что украинские каналы были от российских практически неотличимы по своей риторике и подзаборности, всё же было обидно. Хотелось, чтобы украинцы были выше всего этого. Хотелось, чтоб хоть кто-то был выше всего этого. Хотелось, просто прочитав новость, сразу понимать, что написана она украинцем, а не хреном собачьим в какой-нибудь помойной телеграммной ридовке.

Свинособак, уж коли на то пошло, было бы вполне достаточно рисовать на картах (ну, не красные звёзды же или свастики им там в самом деле рисовать).

Но отчего-то до такой элегантности – рисовать на карте, но словами не обзываться – было ещё далеко, отчего-то помои с обеих сторон лились практически одинаковые, читать их радости было мало, хотелось слышать что-то другое украинскою ли гарной мовою або российскою… И тут у меня в голове вдруг запульсировало слово «Хоэнфельс» и вспомнилось чувство из другого бесполезного и неприлично правдоподобного сна, приснившегося уже пару недель тому назад.

Занималась я в том сне – ни больше ни меньше – тем, что вела бесполезный спор о том, являются ли русские великими военными, и вела я его с Архетип Архетипычем озабоченного афганского беженца в Германии, по имени Омар.

Дело было на американской военной базе Хоэнфельс в Баварии, год на дворе был 2017. И ладно бы это была моя больная фантазия, приснившаяся от передозировки новостей про всепоглощающее НАТО, расползающееся своими бесстыжими тентаклями на восток… Но, к сожалению, это было правдой. Не про НАТО, сующее свои тентакли, куда ни попадя, конечно, а про спор. В 2017 году он действительно имел место быть, был он в полуигрушечном постановочном городке, изображавшем мирный населённый пункт на учебной базе НАТО в Хоэнфельсе. Бог миловал не помнить, с чего он начался, а закончился он воплями Омара, вопрошающего: А кто войну выиграл и вставил свой красный флаг над Берлином?

Да-да, вы не ошиблись, афганец искренне восхищался Советским Союзом и кидался на его защиту как на свою. Что русские великие военные с пеной у рта доказывал человек, бежавший из страны, откуда их с позором и большими потерями выперли.

Столкнувшись с таким дивным явленьем природы, я замешкалась. Сначала надо было понять, как бы объяснить этому гегемону, что фотография «Знамя Победы над Рейхстагом» с заретушированными вторыми часами на руке освободителя и подрисованными в небе над Берлином грозовыми облаками, которую он явно имел в виду, была хоть и подлинной, но постановочной. Это был такой Тикток в мае 45-го.

Это я вам здесь без особого труда могу рассказать, что подлинность и постановочность не противоречат друг другу, и чаще соседствуют, чем нет. Метью Бреді для своих знаменитых фотографий американской гражданской войны художественно раскладывал трупы.

Трупы были настоящими, но того факта, что он их многократно перекладывал для того, чтобы они производили нужный эффект это не меняет.

Не менее знаменитая фотография Фреда Морли «Delivery After Raid», снятая в Лондоне после налёта нацисткой авиации 9 жовтня 1940 году, была сделана на фоне настоящих последствий бомбёжки, которые были именно такими страшными как там и запечатлено, а, може даже и страшнее.

Того факта, что молоко несёт не молочник, а переодетый в специально найденный по случаю костюм ассистент фотографа, это тоже не меняет.

Тут весь вопрос в том, зачем это делается.

Если чтобы показать весь ужас войны и её последствия, которые по тем временам было практически невозможно поймать на камеру, ничего в кадре не меняя, то понять и простить это можно.

Если чтобы восславить «непобедимую и легендарную» Красную армию и её подвиги в Берлине – то это уже под вопросом, как минимум, потому что такие фотографии делались намеренно, чтобы приводить к бурным всплескам эмоций, как тот, с которым я прямо здесь и сейчас имела дело...

Но додумать эту глубокую мысль я всё равно не успела, потому что обнаружила, что вокруг есть люди и все они в ужасе от этого спора.

Омар, по своим уважительным личным причинам, не имевший привычки на реакцию окружающих обращать хоть какое-то внимание, счёл моё молчание знаком своей безоговорочной победы, возликовал и с гордым видом удалился. Прибежавший на вопли координатор укоризненно на меня посмотрел, но ничего не сказал. Все остальные сделали вид, что ничего не было, и продолжили заниматься своими важными делами. До конца ротации об этом споре никто никогда не говорил, да и сама я о нём никогда с тех пор не вспоминала, так что содержание его могло действительно быть таким как во сне, а могло и не быть. Но так ведь оно было со всеми с нами в перші місяці войни, другой вопрос, какого чёрта он мне вообще приснился и прямо сейчас, в сию минуту и секунду, вдруг вспомнился?

Так дело было в том споре? Или дело было в Омаре?

Омар запоминался тем, что цеплялся абсолютно за любые слова, которые могли его выставить лучше, чем он есть, и немедленно приписывал их себе, причём ещё и не стесняясь заявлять это вслух.

Стоило ему услышать в каком-нибудь ютьюб-ролике: «Большинство людей – бараны, а я не такой как все, я не бегу за стадом», как он принимался говорить то же самое про себя и настаивать на том, что он ни за кем ничего не повторяет, это его собственные слова и собственные глубокие мысли. Причём, сказав, что не бегает за стадом, он мог без всякой паузы побежать как раз-таки со всем стадом смотреть на приземляющийся неподалеку вертолёт (ека невидаль на військовій базі), и ничего его при этом не смущало.

Я, конечно, и раньше таких людин видела, но чтобы вот эта непоследовательность в сочетании с приписыванием себе абсолютно всего лестного, что только есть на свете, были доведены до таких пределов совершенства, это Омар производил прям сильное впечатление…

Я думаю даже, что в этих своих припадках помешанности на себе и дикости того, как он сам себя расхваливал и что без малейшего стеснения приписывал себе, он превосходил те приступы «имперскости», то есть всё того же приписывания себе абсолютно всего великого, героического, важного или хоть просто красивого и запоминающегося, которые так шокировали все три месяца войны? Связь была в этом? В этом уёбищной ни на чём не основанной кичливости и заносчивости?

Или, может, дело было в том, как реагировали окружающие: невмешательство, когда оно не благородное, в стиле пяти принципов Панча Шила, а ссыкливое и уродливое, с не очень убедительным деланием вида, что ничего не происходит, желанием, чтобы всё побыстрее закончилось, и таким непропорционально невыносимым стыдом за свою мелкотравчатую трусость, что люди от него не просто делают вид, что ничего не было, а действительно забывают.

Так ведёт себя большинство людей, когда к ним в метро подходят нищие, на которых они не могут поднять глаза. И так вели себя люди в России, когда война шла уже не первый месяц.

Ну, что ж, перенесёмся ненадолго в Баварию 2017, а то от поминаний вскользь базы НАТО и военных учений вам может показаться, что делала я там что-то важное, чуть ли не сама эти учения проходила. А было это, разумеется, ни разу не так, и выставлять это интересным приключением со мной в главной роли, было бы как раз в духе уже помянутого Омара, никогда не упускающего случая надуть щёки позначительнее щось таке про себе розповісти.

Где-то он, кстати, до сих пор должен быть у меня в заблокированных контактах в скайпе…

Дальше: Революціонная кровь

Раньше: Ідеальная мова

что это было? (тупая никому ненужная якобы-книга, состоящая из малосвязанных между собой флэшбэков туди-сюди-обратно в разные годы, места и головы разных людей, которые типа иллюстрируют что-то там сильно заумное и при этом начинаются чистой російською, потом в ней начинают попадаться слова українською, потом проклёвываются фрази, потім предложения, потім цілі куски тексту українською, и потом она заканчивается чистою українською, а ви и не заметили, как уже к ней привыкли и читаете всю эту муть без труда и перевода)